Поезд жизни.

«Я выжила. Мне повезло. Я не облучена и не заражена. То есть, конечно, есть немного… но ТАКИХ как я, теперь у нас называют здоровыми и чистыми. Мне повезло. Я живу недалеко от станции, и в определённое время приходит поезд, что бы забрать таких как я, и отвезти в место, по легендам оставшееся нетронутым…. Мне повезло, очень многие просто не смогли дойти, а я смогла. Мне повезло.
После проверки я вошла в вагон и огляделась…. Он был очень старым, сиденья не были мягкими, и не стояли рядами как в былые времена, вместо них – сколоченные из каких-то реек скамейки, тянущиеся вдоль правой и левой стены. Я села у левой…. В вагон вошла девчушка лет 15-ти вместе с мужчиной, у которого за плечами был автомат. «Боец» - поняла я. Он усадил её на скамейку справа и поцеловал в завиток волос у виска, а она схватила его за рукав: «Папа, не уходи! Не бросай меня… папа. Ты ведь здоров, ты тоже можешь уехать!» Он печально улыбнулся в ответ: «Ну, что ты, дочка… как я могу… А кто же будет защищать станцию? Нас и так мало осталось. А ты – должна жить. Должна выжить. Очень прошу тебя… пожалуйста, живи…. Живи, дорогая» Он в последний раз её обнял и вышел из вагона. Девчушка разрыдалась…. Я попыталась успокоить её, сказав: «Не плачь, всё будет хорошо. Он ещё приедет к тебе, вот увидишь» В ответ она подняла на меня полные надежды, заплаканные глаза. Немного погодя в двери вошёл худосочный парень в тёмно-сером, запахнутом плаще и сел рядом с ней. Поезд тронулся и стал набирать обороты….
Поезд Жизни приближался к Красному Городу. Так его называли из-за красных кирпичных стен, мимо которых мы проезжали. Я видела их…. Это были похоже заводские здания, я видела их стены из красного кирпича, их водосточные трубы и балконы, с которых свисали, колыхаясь на ветру куски стекловаты, очень похожие на ржавые «мочала» из романа Стругацких «Пикник на обочине». Вот только «Ведьминого студня» не хватало…. И от этих стен веяло таким холодом, просто пронизывало меня всю. Мне стало страшно…. Внезапно поезд замедлил ход, а потом и вовсе остановился. «Это неспроста» - поняла я. В вагон вошла толстая и неуклюжая машинистка. «Что случилось?» - спросила я. «Некому уголь в топку кидать» - ответила она, и из её рта вниз побежала струйка слюны. Я обратилась к остальным: «Помогите кто-нибудь! Надо уголь в топку побросать» Но никто не отозвался. Тогда я встала: «Я пойду бросать» Но она никак не отреагировала на это, и я поняла, что она специально остановила поезд. Парень в плаще вдруг вскочил со своего места, распахнул плащ и крикнул: «Всё. Приехали» И на поясе у него оказался патронаж из прозрачных банок. От ужаса меня вдавило в стену: «Соковыжимальщик!» Жизненные соки теперь были очень в цене. Пожалуй, даже дороже всего…. Забор осуществлялся в три этапа. И если прервать, то… на первом ещё можно выжить. Даже говорят, кому-то удалось прожить целый месяц. Но в это вериться с трудом. Неделю-другую ещё куда нишло….. Первыми высыхают глаза. Глазные яблоки и веки сморщиваются… потом кожа… последними ломаются кости…. прямо в теле. Говорят, это невероятно больно, жутко мучительная смерть. На втором этапе… живут от силы день или несколько часов, что впрочем, уже не существенно важно, т.к. от невыносимой боли теряют разум и сходят с ума уже в течении первого часа. А на третьем этапе… умирают почти мгновенно, очень быстро превращаясь в обтянутый морщинистой кожей скелетик. «Выжимальщик» подошёл к девчушке, взял её сзади за плечи и встряхнул. На пол упал тетрадный листок. Такой белый… удивительно, как только удалось сохранить такой! На нём ещё почти детским подчерком было написано: «Я помню чудное мгновенье…» Я закричала: «Оставь её! Возьми меня. Меня. Она должна жить. Она Пушкина любит. Она – должна жить!» Он ухмыльнулся: «Чё пасть раззявила, тётка? Не переживай, и до тебя очередь дойдёт!» В вагон ввалились остальные «Соковыжимальщики», и он воткнул ей в спину 2 трубки, снял с них наконечники, и в банку полилась прозрачная жидкость. Лицо девочки побелело. Резкая боль пронзила и мою спину. «Всё кончено» - подумала я. Вдруг в вагон вошли Бойцы. Они направили на «Выжимальщиков» оружие и те сдались сразу же. Без боя. Слишком они дорожили своими бесценными жизнями, что бы сопротивляться. Один из Бойцов выхватил у парня в плаще патронаж с банками, но чуть замешкался между мной и девчушкой. Я крикнула ему: «Её, её сначала спасай! Она – первая. Я – потом…» Но крика не получилось, голос был хриплый и тихий – голосовые связки уже пострадали. Но он услышал и пошёл к ней. Жидкость полилась обратно, её лицо начало розоветь, а мои глаза пронзила резкая боль, всё «поплыло», и я потеряла сознание. Очнувшись, поняла, что мне сделали «вливание» и жизненные силы вернулись обратно. Подбежала к ней, обняла и прошептала: «Теперь всё будут хорошо. Всё будет хорошо...» Я хотела заплакать, но не смогла, видно слёзные протоки успели повредиться. Она пыталась сказать что-то в ответ, но из горла вырывалось лишь неясное сипение. Но, слава богу – она была зрячей! Такое счастье…. Я оглянулась назад – «Соковыжимальщики» лежали связанные на полу, Бойцы ехали с нами, охраняя нас. Я подошла к тому парню в плаще и стала бить его ногами, крича: «Сволочь! Мразь! Ты за деньги, за деньги… Мразь!» И никто меня не остановил. Впрочем, я быстро успокоилась. Вернулась к девчоночке, обняла её, так – обнявшись, мы и проехали весь оставшийся путь.
А на пути у нас лежал самый опасный участок – Равнина. Когда-то это был город. Вернее небольшой городок. Но сильнейшие орудия сравняли его с землёй. И продолжали до сих пор периодически «ровнять». Однако эта периодичность была хорошо известна, и поезда старались проскочить её в самое безопасное время. Но всё равно, нет-нет да что-нибудь и случалось… То подземное безнохранилище внезапно взорвётся, то ещё что… и понесётся ураганом из щебня, песка и стальных опилок… смертельным роем влетая в вагоны… выбивая в них дыры и оставляя залитые кровью трупы. Поэтому поезд мчался мимо на всех парах, спасая нас от смерти… Поезд Жизни. И когда мы были на самой середине, вдруг, раздался ужасный скрежет, и из ближайшей кучи щебня и бетона, скрипя всеми своими железными суставами, выполз танк. Он был словно зомби, весь в каких-то выбоинах, будто обкусанный гигантскими червями, скособоченная башня развернулась, ища цель, и дуло пушки направилось прямо на наш вагон. Тут внутри него что-то щёлкнуло, и танк замер. Навсегда. Что бы вскоре стать мишенью для орудий, которые превратят его в разлетающиеся на части куски оплавленного металла. Одна машина смерти убьёт другую машину смерти. И это, пожалуй, самое лучшее что им удастся сделать.
Наконец, мы достигли конечного пункта. Нас встретили на перроне. Накормили, отмыли, переодели. Почти все мы, измученные сразу же уснули. Пока чинили вагоны и проводили в порядок поезд, Бойцы отмывались и отъедались, отдыхая. Когда мы пришли в себя, то нас повели к озеру. Да, да – к озеру! Оно было удивительно. И над ним летали чайки! Не валялись обугленные, не падали вниз хлебнув воды и сделав пару шагов разлагаясь на глазах... нет! Они ЛЕТАЛИ. И даже чего-то там кричали, на своём птичьем языке. И это было так невероятно, что мы замерли в изумлении, боясь спугнуть эту сказку. А потом… потом мы купались. Купались и купались…. До посинения, до полного онемения тел… но наши сопровождающие не торопили нас, не говорили: «Так можно и простудиться» или «Нельзя так долго. Пора выходить», они понимали….
Мы поселились вместе с девчушкой в одной квартире, а через месяц, через невероятно долгий месяц приехал её отец. И я вдруг увидела, какой это мужественный и красивый мужчина. И он, так на меня посмотрел, что…. А потом… оказалось, что он привёз с собой мячик. Самый настоящий мяч! Даже совсем не сдувшийся, ничуть. И мы пошли на поляну, все втроём, играть в мяч. И при очередном моём пассе, его дочь впервые засмеялась, да так звонко и громко, что её смех полетел вверх… к солнцу, к облакам, отразился от них, да так и стал витать над поляной….
Жизнь продолжалась…»