Дом Ашеров

Распластался по земле туман -
бесконечный мираж, сказочный обман.
В нём растёт трава "не обмани",
расцветают в траве странные огни.
Я нарву себе травы и совью венок,
мне расскажет о тебе каждый огонёк:

как живётся, как можется,
с кем-то песенка сложится,
и её ты не забывай -
баю-бай, баю-баю-бай...

Колыбельную самой себе
я спою, расскажу сказку о тебе:
как ушёл ты в дальние края,
что любить ты умел так же, как и я.
В эту сказочную ложь о тебе, дружок,
я поверила, и ты очень стал высок.

Человечек же маленький
превратился в комарика,
и его ты не вспоминай -
баю-бай, баю-баю-бай...

Без тумана мне не жить ни дня -
солнце дня ослепит, опалит меня;
в нём растают сказочные лжи,
опадут, как цветы, счастья миражи.
Мне ещё бы подремать в голубой траве -
не буди меня пока, добрый человек.

Только б этот туман-дурман
не опомнился, не пропал...
Ты ему не напоминай -
баю-бай, баю-баю-бай...

Давай-ка уедем, однажды возьмём и уедем
по чёрной от ливней дороге.
Уедем на мной нарисованном велосипеде
по этой манящей дороге.
И где-то, когда-то потом мы почувствуем вместе,
что надо нам остановиться,
в корчме при дороге, в забытом немыслимом месте
вина из кувшинов напиться.

А после, а после, представь, я начну куролесить
под небом, под ночью, под ливнем.
Я буду горланить весёлые пьяные песни,
вовсю притворяясь счастливой.
В глаза изумлённых домов я заглядывать буду,
дурачась, смеясь или плача.
И буду кружиться над улицей в отзвуке смутном
тревоги, надежды, удачи...

То взмою над городом, в мрак полуночный одетым,
то гряну с чудовищной выси
и буду лежать на траве изумрудного цвета,
на ярких причудливых листьях.
Потом я вернусь. Ты проспал непонятные игры -
сплетение тайного с явным.
Очнись же, приятель, вина на прощание выпьем
с хозяином хмурым и странным.

И снова без отдыха, снова обратно поедем
к привычным делам издалёка.
Разбудим педалями спящие велосипеды
и выведем их на дорогу.
По искристым лужам, оставленным ливнем и ночью,
поедем по лужам и брызгам.
Но только, приятель, скажи мне, ты чем озабочен,
какой неотвязною мыслью?

Ты хочешь постигнуть всё то, что случилось со мною,
когда ты заснул безмятежно?
Какую ты музыку слышал сквозь сон за стеною?
Тревоги, удачи, надежды...
Притихну и я, разбирая забытые звуки.
Ах, вновь бы, ах, вновь - до упаду...
Но всё это - в прошлом: капризное лето Кентукки,
сезон голубых водопадов...

Жил на свете рыцарь бедный,
Молчаливый и простой,
С виду сумрачный и бледный,
Духом смелый и прямой.

Он имел одно виденье,
Непостижное уму,
И глубоко впечатленье
В сердце врезалось ему.

Путешествуя в Женеву,
На дороге у креста
Видел он Марию деву,
Матерь господа Христа.

С той поры, сгорев душою,
Он на женщин не смотрел,
И до гроба ни с одною
Молвить слова не хотел.

С той поры стальной решетки
Он с лица не подымал
И себе на шею четки
Вместо шарфа привязал.

Несть мольбы Отцу, ни Сыну,
Ни святому Духу ввек
Не случилось паладину,
Странный был он человек.