Без огурцов, зато с гусями.

Про угрызения совести, точнее их отсутствие. В детстве-юности меня ссылали на всю лето к бабушке в деревню. Делать там особо было нечего, и в ожидании таких же, как я, ссыльных на свежий воздух, развлекалась как могла. А именно: ухаживала за живностью, курочки, свинки, собачки, котики. И знаете, очень быстро я поняла, что гусей, деже если они были неконфликтные, очень быстро можно вывести из себя. В итоге троллинга, они гнали бабушкиных подруг сначала до калитки, а патом еще дальше до середины деревни. Не гуси- а мощные орудия убийств. Когда натаскала гусей, настала время петуха. Кукарека оправдал все мои надежды и даже больше. М б у меня талант, бесить петухов, но он не то, что шпорами дрался, он запрыгивал на голову и атаковал сверху. Моей радости не было предела. В крупному рогатому скоту у меня доступа не было, да и боялась буренок. И уже заскучала, ведь котики и собачки мне нравились ласковыми). И вот свинка освинячилась. При этом один хрюньдель получил травму. Бабушка сказала, что не выживет, но я настояла на том, чтобы мне дали молоко и бутылочку и что поросенок будет жить. Уложила розовенькое чудо поудобнее, погладила, покормила. И к утру он уже был в норме. Но вот беда, мама-свинка его уже не приняла. Считала чужим, отгоняла от себя. В итоге, поросенок был под моей опекой. Он был как щенок, один-в-один. Любил приносить старый ботинок. Я бросала, он приносил. Любил грызть обувь, и был чистоплотным. Лето закончилось. Я уехала и очень переживала за свинью. Оставшись без меня, уже довольно большая особь, пришла в бешенство. И в один не очень прекрасный день, грызанул бабку за голову. Не откусил, но докторам пришлось долго попотеть над покусанной бабкой. И вроде все обошлось, да вот беда, бабуля после этого поехала крышей. Кто имел дело с в конец поехавшими бабулями, тот поймет. Везде ей мерещились черти, голоса и прочие радости старческого маразма с потерей памяти и желанием размазать какашки по стенам. Понятное дело, в деревне ее в таком состоянии не оставить, и хоть она была не совсем родная, ее мои родители забрали в город. Про свинку я даже не думала. Можно бесконечно долго рассуждать на тему "мы в ответе за тех, кого приручили" или "мораль сей басни такова", но на тот момент задача была не дать бабке пустить газ, периодически ловить ее на районе, когда она сбегала, объяснять соседям, что она ку-ку, и мы над ней не издеваемся, и круглосуточно слушать ее вой, ибо бабуля йобнулась по полной программе и даже более того. Человек не вечен, и бабуля в конце концов через 2 года тихо и на удивление мирно уснула и не проснулась. В жизни настал новый этап, этап бабулиных таблеток и моей любви к опиойдным анальгетикам и транквилизаторам. И места для угрызений совести не осталось. Тыры-пыры, выросла и психика окрепла, но понимаю, что любая фигня из жизни превращается в черную комедию, фарс, трагикамедию. И ржачно, и есть о чем угарнуть. А грусти нет. Не выплакать, не выгрустить. А с улыбкой на лице и истеричным хохотом о всем забыть и смеяться. Смеяться до того момента, пока петля не перекроет доступ кислорода. Ибо где-то там есть эта тоска и грусть, и не докопаться, и не зайти в эту вязкую реку, не окунуться в черные воды. Разрушать себя, но не поддаваться грусти.