моё море

Очаровательная чушь и душевные травмы на почве передоза.


-Смотри как красиво!
Ты стоял задрав голову и наблюдал за тем как белые, сверкающие словно бриллиантовая пыль, снежинки падают с темного, вечернего неба. Я как то раздраженно усмехнувшись потер друг о друга замерзшие руки и снова вернулся к замку какой то дешевой, полураздолбанной тачки. Зима делала меня всегда немного замкнутым, и я бы предпочел сейчас сидеть дома, в тепле, с книгой и бокалом глинтвейна, но неожиданный звонок заставил меня быстро накинуть на плечи куртку и выйти из пропахшей каким то особым теплом квартиры.
Я вновь бросил беглый взгляд в твою сторону и вздохнул, так что облачко белого пара, подобно дыму вырвалось из моего рта. Наконец скрипучая дверь поддалась и я с почти что довольным ругательством забрался на переднее сидение сразу переключив свое внимание на провода. Когда я закончил и завел наконец эту груду металла на колесах, ты все так же стоял не отрывая взгляда от неба. Как глупо. Я пару раз позвал тебя, но это даже не изменило твоего мечтательно-отстраненного выражения на лице, поэтому я мог только стараясь держать себя в руках вылезти из машины и ощутимо толкнуть тебя в плечо.
-Что?
В этом самом «что» было столько безразличия, что я даже на мгновение впал в ступор. Потом парочка матерных ругательств, хороший подзатыльник и я вновь устроился на сидении слишком сильно захлопнув дверцу.
Ты сел не так быстро и я уже успел закурить, поэтому этот отвратительный улично-зимний запах исходящий от тебя вновь заставил меня поморщиться.
-Почему ты так не любишь зиму, Мелл?
Я слышал этот вопрос ни раз, но так и не смог дать точного ответа. Причин был много, но почему то зиму я ненавидел как то по особенному, не так, как другие вещи этого мира. Может потому что она меняла меня, меняла так, что я увлекался наебом самого себя. Единственное что мне нравилось в этом, это то что я чувствовал какое то нечеловеческое отчаяние. И это порождало настоящее безумие и частые психозы, такие сильные, что я порой едва сдерживался и уже на лестнице разворачивался и возвращался обратно в квартиру поглаживая пальцами ствол пистолета.
Мне хотелось бежать, всегда, и в тоже время хотелось крови. Все отблески человечности исчезали совсем и я превращался в самого настоящего Дьявола. Хотя думаю что даже он не смог бы составить мне достойную конкуренцию в этой озлобленности.
А еще зимой я часто плакал. Разбивал кулаки в кровь и почему то слезы текли по моим щекам, а я задыхался от непонятной истерии, которая перебирала струны моей души. Я ненавидел зиму, ненавидел то, что какое то отвратительное время года, способно так сводить меня с ума.
Я не ответил на твой вопрос, даже тогда, когда мы уже выехали на главную трассу. Я изредка высовывал одну руку в окно и стряхивал пепел, а ты снова молчал и это меня даже не раздражало как обычно.
-И ради этого ты вытащил меня посреди ночи из квартиры?
Мой голос звучал пока что привычно-холодно, но кулаки уже невольно сжимались, а взгляд снова стал каким то диким.
Парень, что стоял напротив лишь рассмеялся, небрежным движением руки растрепав свои синеватые волосы.
-Ну блять, прости, чувак, мне приспичило, а я знаю, что просто так ты бы не поехал.
Я тихо зарычал и прикрыл глаза, чувствуя как колени дрожат от слишком внезапного прилива безумной силы.
-Слушай ты, долбоебическая тварь, ты понимаешь, что мне проще сейчас будет грохнуть тебя, за такое дерьмо?
Я вновь смотрю на него, чувствую страх, исходящий от каждой клеточки его тела, но он держится уверенно, не позволяет себе сломаться.
-Извини.
Пробормотав себе это глупое слово под нос, он протянул мне небольшой пакет с белым порошком и сунув руки в карманы отвернулся.
-Это не моя забота, мне просили передать тебе и больше я не намерен связываться с тобой.
Я сунул дрянь во внутренний карман своей косухи и наконец выдохнул, чувствуя, отступающую ярость.
-Хорошо. Еще один звонок от тебя и ты труп.
Я улыбаюсь и выхожу из гаража, а ты стоишь возле машины, медленно выпускаешь дым и снова пялишься в это паршивое небо. Мое минутное спокойствие на этот раз покидает меня навсегда. Я подхожу и с размаху бью тебя кулаком по лицу, отчего ты едва удерживаешься на ногах, а сигарета, выпавшая из твоего рта, мгновенно гаснет, теряясь в белоснежном дерьме..
-Что за херня?
Ты потираешь ладонью скулу и обиженно-рассерженно смотришь на меня. Я плюю себе под ноги и направляюсь к машине, желая как можно скорее оказаться дома и потратить часа два на прием горячей, успокаивающей ванны. Но как обычно, ты предпочел испортить мои планы..
-Я убью тебя, сука!
Я чувствую как снег, забравшийся под косуху и футболку тает на моей коже, а отпадения руки погрузились прямо в сугроб, что заставило меня на мгновение замереть.
Ты резко поднимаешь меня и прижимаешь к себе, так крепко, что выбраться я уже не могу.
-Ты такой злой, что под тобой даже снег тает слишком быстро..
Очередная бессмысленная и неуместная фраза, я пытаюсь оттолкнуть тебя, но ты все так же сжимаешь меня в объятиях, одновременно кутая в собственную куртку и я молюсь, что бы после этого, мои ребра остались целыми.
На какое то мгновение, в подсознание происходит какой то тупой взрыв, и вот я обнимаю тебя за талию, запустив замерзшие руки под кофту и утыкаюсь носом в шею, вдыхая такой до боли знакомый и любимый аромат кожи.
-Все будет хорошо, если что, мы можем сводить тебя к психологу..
Я не желаю слушать сейчас очередной бред с твоих уст, да и не слушаю, как то неумело-робко покрываю короткими поцелуями каждый сантиметр открытой кожи и закрываю глаза, утопая в этом психоделичном тепле.
Сейчас нет никакой зимы, нет вокруг этого гребаного снега, на мне нет утепленной версии типичной одежды, мне не хочется поскорее оказаться дома в ванной.
Сейчас ничего этого нет, сейчас нет даже меня и нет ни одной мысли. Совсем-совсем. Раньше я думал что это невозможно.
Может ты продолжаешь нести чушь, а может уже решил порадовать меня молчанием, а я позволяю себе еще пару минут побыть в этом укрытии от внешнего и внутреннего мира.
Затем, я словно снова прихожу в себя, отстраняюсь, быть может на моем лице проскользнуло недоумение, потом отталкиваю и сажусь наконец за руль. Ты вновь расположился рядом, краем глаза я замечаю как ты пальцами дотрагиваешься до уже проявляющегося синяка на щеке, но замечаю какую то странную улыбку.
Нет времени. Как то качаю головой, мысленно рассмеявшись и давлю на газ, оставляя очередной приступ ненависти позади.

Весь такой брутальный стоял, с цепями на бёдрах, с замком на шее, накручивал на палец светлые волосы, одаривал прохожих своим пафосом, а тут какой то слепой урод обратился ко мне - "девушка". Всё, прощай хорошее настроение, чёрт подери.
Аррр.

Меня сегодня трижды назвали педиком.

В тот день из его квартиры не доносился грубый блэк-метал, разрывающий слух соседей. Не было слышно привычных громких ругательств и звуков бьющегося стекла. Окна были закрыты и плотно задернуты черными шторами. И даже приложив ухо к входной двери, нельзя было уловить громких женских стонов. В тот день соседи были непривычно приветливы друг с другом, дворник напевая какую то песню себе под нос, без привычного раздражения закрашивал нарисованную на стенах подъезда черным маркером свастику. Дети играли в классики прямо у подъезда, а старушки мило улыбались прохожим. И никто не вздрагивал от громкого хлопка двери. Никто не косился на непонятного, тощего парня в черном неформальном одеянии. Никто не перешптывался заметив на его губах призрительную усмешку. Никого сегодня не задевали в толпе плечом. Продавщица в магазине спокойно обслуживала покупателя и не выслушивала пошлые сексистские шуточки от хамоватого педика, который умудрился густо подвести глаза черным карандашом. Сегодня все были счастливы. А блондин в это время заперев комнату изнутри вслушивался в тихую, мелодичную музыку и слезящимися глазами разглядывал трещины на потолке, вертя в руках маленький, скрученный пакетик с белым поршком. Все пропахло никотином и отчаянием, местами на простынях можно было разглядеть круглые, проженные дырочки от сигарет. А парень лишь лежал на кровати заваленную одеждой и хламом, закинув ногу на ногу. Вот его рука медленно скользнула по простыне и он сжал телефон поднимая его к своему лицу. Вечереет. Пропущенные звонки. От всех, так его подзаебавших навязчивых шлюх. Грустно усмехнувшись он поднялся с кровати и прихватив телефон и пакетик направился на кухню.
Полумрак, огоньки свечей подрагивают от непонятно откуда взявшегося ветра. Анорексичный ублюдок сидит на стуле и держит чайную ложку над одной из свечей. Шприц быстро вобрал в себя полупрозрачную жидкость. Жгут больно сдавливает плечо и вены начинают невольно вздуваться. Игла с легкостью входит в красивую пульсирующую вену на сгибе локтя. На секунду в содержимое шприца впрыскивается струйка алой крови. Парень нажимает на шприц и впускает в свою вену этот яд, удовлетворенно улыбаясь. Через пару секунд шприц выпадает из его рук и падает на пол брызнув на последок одной маленькой, потерявшейся где то на полу, капелькой. Сегодня можно. Кажется Боги спутали мою жизнь с чьей - то.
Но они не путали. Они стояли и смотрели на меня с легким осуждением. Слишком идеальные, слишком правильные. И я залитый кровью, нервно тереблю манжет рубашки. Я умер. Но что то это не сильно тянет на рай, да и на загробный мир тоже. Обычные улицы. Только все такое же фальшивое, как D&G на восьмиклассницах. Казалось даже стоящие напротив меня.... А кто они? Проводники в мир мертвых? Астральные существа? Боги смерти? Я наверное слегка удивил их своим холодным спокойствием. Я достал сигарету из кармана брюк и закурил. Ощущение будто я просто втягиваю воздух. Даже дым, который я выдыхал, сразу растворялся в туманном свете утра. Они все так же молча наблюдают, видимо ожидая что я сам начну разговор.

Я докурил, ребятки, а это значит, что пора в постель.

Написал в ворде - выругался, стёр.
Написал на листке бумаги - смял и сжёг.
Наскрёб лезвием на коже - разодрал в мясо, но убрал.
Произнёс вслух - ударил себя по ебалу.
Подумал - удрился головой о фарфорового друга, но забыл.

Я смотрел в окно. Улицы медленно угасали под тяжестью невесомых бликов ярых фонарей. Людей нет. Именно в такие моменты я хочу выйти на улицу и закричать во всё горло. Что бы каждый услышал, что бы каждая молекула и клеточка тела передёргивались в конвульсиях от мощных вибраций.

Я чувствую себя единственным живым человеком среди этого дерьма. Человечество потеряло всякий смысл существовать. Уже которую неделю приглядываюсь к одноклассникам. В глазах девочек блещут яркие блики - проститутки, зачем они вообще ходят и мешают мне? Правильно, тут ведь отморозки и конченые ублюдки, которых принято называть друзьями. Я отслеживал каждые их шаги, записывал что они едят, что одевают, это доставляет мне удовольствие. Я зарисовал многих парнишек из нашего класса, каждые изгибы их потрясающего, чуть подпорченного куревом и дешёвой выпивкой тела. Мне интересно, что будет если чуть надавить скальпелем на тонкую шейку того моего тощего "друга"? Я болен? Ничуть.
Наверное я умер вмести с ними, тем роковым летом, я бежал по осколкам собственной разбитой любви, я кричал от боли, я улыбался прохожим, в мыслях вспарывая каждого из них.

Завтрашнее утро будет такое же как и все другие. Я встану, поглажу школьную форму, натяну дружелюбную улыбку и отправлюсь на грубую оргию моего сознания. Я не хочу, что бы больше так было. Я не хочу, что бы этот новый год прошёл так, как и другие. Я не хочу застолий и фальшивых смешков, бездушных песен и крепкого сна под двенадцать ночи. Я не хочу, что бы вы теперь жили. Я устал. Дайте мне немного свободы и я перережу ваши глотки к чёртовой матери.
Совсем скоро, я стану идеальным.
Совсем скоро я приобрету божественный металл и он соединится в безумном вальсе с вашими грязными ото лжи телами.
Я сделаю всё быстро, пока вы спите, вы правда не заметите. Мама, сестрёнка, не бойтесь.

______________________

Они меня раздражают. Все.

Я сказал это громко. Да, дико громко! Наверное этот победоносный возглас слышали какие нибудь проснувшиеся для ночных грабежей бомжи, я не знаю, впрочем мне плевать. За такое с детьми делают очень - очень плохо, я спрашивал. Вот, только что. Но я не испугался. Ничуть. Может руки чуть тряслись, я почти не стоял на ногах, я таял в тусклом свете уличных фонарей, но внутри меня ничего не ёкнуло, как это должно было произойти. Даже когда я делал это, отмывал руки, прожигал их хлоркой, во мне бушевала лишь радость и восторг. О боже, я такой уязвимый и одновременно закрытый в своём личном пространстве.
Как из таких детей получаются такие ублюдки?