На подоконнике фикус, кошачий корм и валокордин. Тот, кто держит более трех мурчащих, как правило, спит один. Тот, кто носит собакам косточки, сочиняет домики воробьям, От того, как правило, веет горечью неустроенного бабья. Вот у Глаши все было. Муж, работа, первенец, младший сын. Через сорок лет муж проснулся и просто ушел босым. Дети в дом приходили с парами «мама, благословите». Всех размазало, раскромсало по дольчевите. Жизнь показалась ей делом навозного маленького жука. Ну не искать же за шаг до смерти нового мужика. Как другие во всем этом держатся?! Боже, как? Кто-то тучится, словно дрожжи. Боже, не делай меня одной из седых макак. Не сидеть же на лавочке, не заштопывать дыры карманами. Не называть же детей проститутками, наркоманами. Господи, я поживу еще, только оставь под ногами твердь. Я посижу тут, понюхаю старость, побегаю в салочки с Леди-Смерть. Глаша шарится по подвалам, в плетеном кошике тащит домой котят. Знакомые спишут на старость, соседи поскалятся и простят. У Глаши в мобильном сплошь номера приютов, ветеринарок, таких же Глаш. Если кто и думает, что обманет смертушку, — это блажь. Главное — делать усердный вид, всех хвостатых лечить теплом. Поднимать глаза, причитать: «Поделом мне, Господи, поделом!» Глаша знает, что жизнь — это вот сейчас, это быть на мушке и ждать суда. Глаша всем хвостатым дает свой адрес, объясняет, мол: «Вам сюда». Каждый ангел на Небе несет отчет, каждый должен держать ответ: Скольких спустил на Землю, скольких забрал на Свет. Глаша знает, что на планерках по пятницам ее Ангелу есть чем крыть. Есть что ответить на «Почему она все еще там?», «Кто сливает ей мощь и прыть?». Бог подходит к нему, говорит: — Я считаю, что ей пора уже. Я уверен, старик. А ты? — Нет, Глафиру мою нельзя. У нее коты. (может, кто-нибудь знает, кто автор?)
|