Едва предстал перед Владыкой
(В свой срок, попав на Небеса),
Учёный муж, с порога, лихо,
Вдруг заявил, раскрыв уста:

«Спасибо, Господи, за всё!
Но более Ты нам не нужен!
Наука Знания несёт,
Сама творит, прости, не хуже!»

«Не скрою, радует Прогресс,
Науке — Должное отдать!
А… Человека воссоздать,
Поведай мне — каков процесс?»

Уверено учёным мужем —
«Берётся глина, знаю я…»,
Но перебит, с улыбкой, тут же —
«Позволь, но… глина-то — Моя!»


Пожалуй, не помехой знать —
Пред кем… уста не раскрывать!

Путь долгий подошёл к концу... и, благо, завершён…
С тем обратился к мудрецу, кто к старцу долго шёл.

«Одну лишь истину узнать у мудреца,
Что мучает вопросом без конца —
Проделан путь, дабы найти ответ.
Хочу услышать я в твоём ответе —
Чего же отвратительнее нет,
На этом, нашем, не безгрешном, свете?»

Из уст само вдруг полилось невольно,
Уверенно и… далеко не робко,
Едва услышал на вопрос паломник,
Нежданное от старца, кратко: «Кто ты?»

«Дорон я… знаменитый счетовод!»
«Подумай, прежде, чем откроешь рот.
Дорон — «подарок» — говорит иврит!
Мне имя, ни о чём не говорит.
И до профессии твоей мне дела нет,
Скажи лишь, кто ты, будет и ответ!»

Задумался, однако, счетовод:
«Мне не понять, пожалуй, мудрецов.
Пошто разносит слух о них народ?!»
Воскликнул: «Человек, в конце концов!»

«На слух, биологический твой вид,
Всё также, ни о чём не говорит!»

«Хоть не был дан прямой ответ,
Но понял я секрет в ответе!
Что отвратительнее нет,
На этом, не безгрешном свете,
Когда не знаешь, кто ты есть?
Хвала тебе, мудрец, и Честь!

Но на прощание скажи,
Мои, пусть знают, дети,
Коль мудро эту жизнь прожил
И бескорыстно всем служил,
Кто ты, на этом свете?»

Молчать в ответ седым усам
И бороде, негоже,
А посему мудрец сказал:
«Я, милостью, раб Божий!»

Философа,что думал, днём,
О честолюбии своём,
Вдруг кто-то вежливо спросил:
«Не пожалей труда и сил,
(Быть может, глуп вопрос мой с виду),
Как распознать свою обиду?»

— «Обида, как тебе сказать,
Когда мешают размышлять
О честолюбии своём,
В саду… гуляющему… днём!»

И вдруг… задумался философ —
«Обида, хоть пришла с вопросом,
Но о себе я только думал,
Чрезмерно кажущимся умным.
И честолюбие лелеял…
(Вопрос, однако, мысль навеял):

О том не думать — не беда…
Не будет и… обид тогда!»

Чтоб юбиляру было по плечу,
В день круглой даты — ровно шестьдесят,
Уверенно смочь заявить: «Хочу!» —
За это тост был поднят… невпопад…

Прервал тостующего тамада:
«Сказать смочь — не помехою года!
И в семьдесят сказать сумеет ведь,
Другое дело, сможет ли — суметь?»

Вдруг понял сам, что тоже — невпопад…
Своей же речи был отнюдь не рад,
Коль мудрости не выдал никакой…
И мысль никак не сменится другой.

Но из гостей старейший аксакал,
Подняв за именинника бокал,
Промолвил, гладя бороду, усы:
«Не вешайте, друзья мои, носы!

Давайте ж выпьем, чтобы юбиляр
Достиг тех лет, коих ещё не видно,
По-прежнему «Хочу!» сказал,
А, что… не сможет, то не будет… стыдно!»