разнообразные рецепты из сороконожек

Рассвет медленно ползёт по пустынной поверхности безжизненной планеты, затерянной в глубинах далёкого космоса. Ангел безмятежно стоит на едва приподнятом над равниной постаменте, являя собой безупречный и идеальный, как и полагается ангелам, невероятно плотный куб материи с зеркальными гранями, полтора метра высотой, длиной и шириной. Это его задача - быть воплощённым порядком, эталоном, мерилом формы, размера и зеркальности. Больше он ничего не может и не умеет, разве что мыслить, но и это совершенно условная категория, у ангела нет свободы воли или способности ставить себе какие-то задачи: только безэмоционально отмечать наличие пространства вокруг, а главное - себя, своё существование, существование себя именно в таких форме и объёме, в которых ему надлежит быть. Для обычных предметов это вовсе не необходимо, но только не для эталона. Ведь на нём держится всё материальное, все формы, очертания и предметы - проявления частицы него, существующие по образу и подобию, так же, как человек существует по образу и подобию божьему, убери исходный пример - и испарится из существования в одночасье сама идея, концепция возможности иметь плотность, размеры и осязаемость в пространстве.
Разумеется, такая идея во вселенной не одна, не один и ангел. У каждого - своя задача, кто-то представляет собой идеальную элементарную частицу, неделимую в самой своей сути как символ и идея неделимости, кто-то - воплощённый звук, кто-то вообще не имеет никаких проявлений в материальном, являясь архетипом нематериальных идей. Все они осознают себя ежесекундно, чтобы позволить тому, что они олицетворяют и порождают, существовать, быть, иметь смысл и быть однозначно отличимыми от пустоты. У всех сознания и мышления достаточно только на это, больше не требуется; они вовсе не похожи на богов, отвечающих в представлении античного человека за какие-то природные явления, действия или предметы. Бог, разумеется, только один, он их создал, вдохнул эту кроху разума и запустил бесконечный процесс функционирования столпами мироздания. Ангел не видел и не знает создателя, но он определённо должен существовать, ангел не мог появиться сам по себе, как и множество его собратьев-коллег.
Или мог? Куб существует вечно, он не помнит момента, когда осознание своей сущности началось. Не помнит, как оказался на планете, где он находится, менял ли он когда-нибудь своё местоположение. Что, если действительно он и есть бог, просто такой редуцированный, сведённый до одной функции бытия, создавший сам себя? А если нет, настоящий, существубщий Бог, не свергнет ли он его как Люцифера, за такие крамольные мысли? Но как тогда быть с пространством, с формой, с зеркальностью, это же всё исчезнет, нанеся непоправимый ущрб всему миру...
***
Смешной лаборант Евгений Рыбкин, не отрываясь, затаив дыхание, смотрит сквозь безразмерные толстые очки на монитор, на котором видны строки жизненных показателей, технических характеристик, но самое интересное и захватывающее - изображение внутренностей безэховой камеры, сокнструированной специально для масштабного и не совсем законного эксперимента. Внутри камеры просматривается человек, парящий в искусственной невесомости, обездвиженный и сжимающий в руках небольшой металлический куб. Человек парит так на протяжении уже недели, жизнь в нём поддерживает сложный аппарат, которым очень гордятся создавшие его инженеры - непростой задачей было такой достаточно тривиальный медицинский инструмент реализовать так, чтобы он ощущался и воспринимался пациентом настолько минимально, чтобы это не мешало эксперименту. Ещё одна большая гордость, уже другого отдела - сама камера, максимально депривирующая любые ощущения помещённого в неё человека, но сохраняющая возможность наблюдать за ним даже визуально, пусть и с небольшим разрешением картинки и синтезированными цветами, но всё же картинка на мониторе различаема, и Евгений может завороженно наблюдать, будучи только сегодня допущенным под максимально строгими ограничениями, под личную ответственность ведущего научного сотрудника, но всё же - он внутри святая святых науки на грани фола! Стёкла очков запотели, руки дрожат от волнения и напряжения, и даже дышит Рыбкин максимально осторожно, потому что пункт наблюдения находится буквально в полуметре от самой камеры, для того, чтобы в случае опасности для подопытного максимально быстро среагировать. Шутка ли - здесь учёные вступают на территорию, на которой ещё не был никто до них, и никто до сих пор даже представить не может, какими будут результаты, когда испытуемого выведут из эксперимента, сохранится ли у него вообще разум, что он сможет передать и сможет ли... невероятно, невероятно захватывающе, сердце выскакивает из груди, а ноги предательски дрожат. Какая огромная удача для него, простого лаборанта Жени Рыбкина, быть частью этого эксперимен...
Из внезапно ослабших рук выскальзывает нервно сжимаемый карандаш, и в рефлекторной попытке поймать его лаборант неловко задевает хрупкое и тяжёлое вычислительное оборудование, стоящее на столе. Он успевает только подумать, что ему за это влетит, - ой влетит, по самое не балуйся, вылетит пробкой из эксперимента и никогда больше не будет допущен к своей заветной научной мечте, - как компьютер падает с неожиданно оглушительным грохотом на безупречно чистый пол лаборатории.

- Это он, - прорывает разум ангела страшная догадка. - Это Бог зовёт меня... Этот стук, это его шаги, он знает, что я помыслил недопустимое, подверг сомнению само существование своего создателя, и теперь меня ждёт неминуемое наказание...
Фокус осознания вздрагивает, на долю секунды смещается с собственной формы, тонкая, но неколебимая нить отслеживания собственной сущности как формы впервые прерывается, и форма как таковая исчезает из реальности, мгновенно забирая с собой в небытие зеркальный куб, одинокую планету, на которой он размещён, лабораторию с безэховой камерой, опрокинутый на пол пункта наблюдения компьютер и по-детски наивный ужас в глазах смешного лаборанта Жени Рыбкина, успевшего посчитать самым страшным в своей жизни то, что его выгнали бы из эксперимента.